Исторический роман

В Париже стояла весна. Уставшая от войны Франция вступала в эпоху, которую потом назовут "Annees folles" - "Сумасшедшие годы". Стараясь забыть потери и лишения военных лет, французы с повышенным интересом набросились на доступные им теперь маленькие, но такие приятные удовольствия беззаботной мирной жизни. Титулованный и не титулованный высший свет развлекался с обеда до утра в своих салонах и гостиных; буржуа, казалось, не вылезали из фешенебельных ресторанов, театров и Мюзик-Холл; простой люд пил и танцевал по вечерам в своих излюбленных кабачках на берегах Сены. Смыслом жизни становились хорошая вечеринка, экзотичные коктейли и модное представление в варьете.

Женщины настоятельно требовали вниманием вернувшихся с фронта мужчин, а мужчины в свою очередь наслаждались обществом эмансипированных войной и более доступных, чем раньше, женщин. Легкий флирт, переходящий в ни к чему не обязывающий роман, стал обязательным атрибутом каждого обеда и ужина наравне с десертом; Амур и Бахус правили в Париже, во Франции, и задавали тон в Европе и Америке.

Той ранней весной в Париже собралось много русских, бежавших от революции и ужасов Гражданской войны.

В одном из полуоткрытых кафе на улице Гренель недалеко от дома Инвалидов за круглым столиком сидел худой подтянутый пожилой господин в черной паре и неторопливо пил кофе. Казалось, что он лишь убивает здесь время перед важной встречей, свиданием или спектаклем, но на самом деле свободного времени у посетителя кафе было очень мало и он специально отложил дела и зашел туда, где его никто не мог найти, чтобы сменить обстановку и спокойно подумать.

- Здесь все и началось,- сказал себе пожилой господин, одновременно улыбаясь проходящей мимо молоденькой парижанке, по одежде принадлежащую к среднему классу,- Здесь родилась эта зараза. Красное и белое. Роялисты и якобинцы. Семь лет от казни Людовика 16 до избрания Наполеона первым консулом.

- Семь лет?- тут же переспросил сам себя господин и невесело усмехнулся своим мыслям,- Если считать, что история повторяется, то мы еще в самом начале.

Пожилого господина звали генерал от инфантерии Дмитрий Григорьевич Щербачев. Во время Великой войны он занимал пост командующего Румынским фронтом, а сейчас был военным представителем русских армий при союзных правительствах и союзном верховном командовании. Посвященные в секреты своего времени люди называли его серым кардиналом Белого движения.

Последние годы генерал жил вестями с фронтов Гражданской войны в России.

Генералу было уже 63 года, но безнадежно старым он почувствовал себя в начале этой весны, когда, вслед за известием о расстреле в Сибири Верховного правителя России Колчака, преданного представителем Антанты французским генералом Жаненом, он получил подробное описание эвакуации Добровольческой армии из Новороссийска, названной очевидцами Новороссийской катастрофой. Остатки армии, разложившиеся и потерявшие способность к сопротивлению, были перевезены с помощью союзников в Крым, откуда ее еще недавно самоуверенный Главнокомандующий генерал-лейтенант Деникин вскоре бежал на английском миноносце, бросив безнадежное теперь дело спасения родины на своего личного врага и антагониста барона Врангеля.

Ему донесли, что Деникин в последние недели в Новороссийске полностью потерял управление частями армии и, в припадке бессилия, бегал по штабному вагону с криками "Все пропало, все пропало!" Дошло до того, что, опасаясь своих офицеров, он приказал поставить свой штабной поезд на Цементную пристань под охрану английских солдат.

Южный фронт борьбы против большевиков развалился, когда отброшенный  от Орла "спасителями большевиков" латышскими и китайскими наемниками, Деникин совершил свой главный стратегический просчет, приказав армии совершить фланговое отступление на Кавказ, вместо того, чтобы отступать в тыл на Украину и Крым; в результате части понесли значительные потери, солдаты потеряли боевой дух и веру в командование.

Единственный корпус Добровольческой армии, отступавший на Крым - корпус генерала Слащева - дошел до полуострова практически без потерь.

Главнокомандующий красных, бывший полковник Генерального штаба Каменев, окончивший Николаевскую академию в том же году, когда генерал ее возглавил, и его начальник штаба бывший генерал-майор Раттель вместе с другими перешедшими на службу большевиков генералами императорской армии сумели в конце концов разгромить зарвавшегося генерал-лейтенанта Деникина, умело воспользовавшись многочисленными ошибками последнего.

Этой горькой весной генерал Щербачев растерял свою обычную уверенность и у него несколько раз случались приступы беспомощности и апатии.

Каменев не представлял из себя ничего особенного и был хорошо образованным в военном отношении ничтожеством. Генералу доносили, что большевики презирали его и держали во главе своей армии только потому, что он был управляем и не имел авторитета среди старых русских военных. Проблема была не в нем, а в том, что почти половина всего состава офицеров Генерального штаба служило сейчас в красной армии.

Сам генерал до сих пор не мог понять, как получилось, что выпускники его Академии, те, кто по определению должны были быть лучшими из лучших офицеров Империи, с легкостью переметнулись в стан ее врагов; точно так же как в свое время не понимал, почему его солдаты в 17 году вдруг стали отказываться воевать и именно в тот момент когда война была уже почти выиграна.

Из Москвы от надежных людей пришло сообщение, что бывший Верховный Главнокомандующий генерал от кавалерии Брусилов собрал при народном комиссаре по военным делам Бронштейне (Троцком) особое совещание по военным делам для управления красной армией. Кроме Брусилова в него вошли бывший командующий Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Гутор, бывший командующий 3 армией генерал-лейтенант Парский, бывший командующий Северным фронтом генерал от инфантерии Клембовский, бывший генерал от инфантерии масон Зайончковский, бывший военный министр Российской империи генерал от инфантерии Поливанов, бывший военный министр Временного правительства генерал-майор Верховский, бывший генерал-майор Раттель, бывший генерал Величко, бывший командующий Юго-Западного фронта генерал от инфантерии Балуев, бывший генерал от кавалерии Цуриков и несколько других бывших офицеров императорской армии, с которыми генерал не был лично знаком.

Брусилов был самовлюбленным и амбициозным человеком, ничего не понимающим в политике. Сразу после октябрьского переворота генерал Алексеев предложил ему примкнуть к его организации для борьбы с Советской властью, на что тот ответил категорическим отказом. Алексеев уехал на Юг создавать Добровольческую армию; на следующий день после его отъезда московские юнкера первыми в России подняли восстание против власти большевиков. Брусилов заперся у себя на квартире в Мансуровском переулке, решив остаться в стороне когда одно его имя на стороне восставших могло решить судьбу восстания, а возможно, и всей России. По странной иронии судьбы, по воле провидения, словно говорившей, что остаться в стороне все равно не получится, в квартиру влетел шальной снаряд и один из осколков ранил затворника. Его спасло его имя - в то время, когда по городу шли бои, вооруженная солдатня без помех пропустила носилки с раненым Брусиловым в клиннику.

И вот теперь Брусилов окончательно отдал свое имя большевикам для обмана и агитации офицеров и солдат Русской армии.

Как ни странно, но генерал никак не мог вспомнить Каменева, как не старался, хотя по традиции на выпуске лично поздравлял каждого офицера. Скорее всего, тогда, в 1907 году, будущий полковник и красный главком не произвел на него никакого впечатления и его исключительная фотографическая память не сочла нужным запоминать еще одного безликого, не хватающего звезд с неба штабиста, тем более что, как он выяснил потом, Каменев был одним из худших в классе и это, по видимому, сыграло не последнюю роль в том, что генерал не запомнил своего выпускника.

Сейчас многие из этих выпускников, как и Каменев, служили красным, а ему приходилось собирать рассеянных за границей офицеров из числа попавших в плен или бывших в составе русского экспедиционного корпуса во Франции и отправлять их в Белую армию для пополнения быстро убывающего командного состава.

И это были уже не те офицеры, с которыми генерал привык иметь дело.

Германская война поменяла кадровый состав императорской армии. Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич совершенно напрасно спалил гвардию в первый год войны, а в последующие два года вслед за ней ушли и лучшие офицерские кадры. Опытных офицеров старой, довоенной армии, к 17 году в строю осталось меньше четверти прежнего состава. Им на смену пришли наскоро подготовленные подпоручики из штатских, до войны и не помышлявших о военной карьере. Офицеры военного времени в большинстве своем не умели обращаться с солдатами, не умели внушить к себе уважение; это аукнулось им после революции солдатскими бунтами, повальным дезертирством и отказом солдат повиноваться приказам.

Генерал был уверен, что при том, старом составе русской армии, и особенно гвардии, никакие революции не были возможны - ни один офицер и ни один рядовой старого состава никогда бы ни при каких обстоятельствах не изменили своей присяге.

Сегодня, положа руку на сердце, генерал мог признаться себе в том, что подсознательно чувствовал все эти годы, а именно, что ни Корнилов, ни Колчак, ни тем более Деникин не годились на роль вождей Белого движения. И Колчак и Деникин проявили себя посредственными полководцами и бездарными стратегами, а, самое главное, ни тот, ни другой не были, что называется, государственными людьми. В довершении ко всему оба оказались скупердяями. Деникин экономил на жалование офицерам и солдатам, а Колчак всюду возил за собой поезд с золотом, вместо того, чтобы сформировать на эти деньги чешские и сербские корпуса и нанять военных в Англии, как в свое время предлагал генерал. В итоге деникинские войска занимались грабежами, а в армии Колчака катастрофически не хватало квалифицированных офицерских кадров. Большевики же немецких и русских денег не жалели и исправно платили своим наемникам - китайцам, латышам, мадьярам и прочему интернациональному сброду.

Точно так же генерал не возлагал сейчас больших надежд на своего бывшего подчиненного генерала Врангеля, по той простой причине, что у Врангеля не было ни средств, ни возможностей для успешной борьбы с большевиками.                 

Проходящий мимо высокий худой француз в пенсне чем-то напомнил генералу полковника Дроздовского.

После прихода к власти большевиков генерал, чтобы спасти Румынский фронт от капитуляции, отдал приказ о формировании национальных корпусов - двух польских, двух украинских и одного татарского. Но его надежда на то, что другие народности окажутся менее подвержены разлагающей антивоенной пропаганде большевиков, чем великороссы, не оправдалась и в марте 1918 года ему пришлось согласиться на мирный договор с немцами, предусматривающий расформирование всех воинских частей фронта.

Одновременно с национальными корпусами была сделана попытка создать офицерский добровольческий корпус. Из сорока тысяч офицеров Румынского фронта в первую добровольческую бригаду вступило около 800 человек, а во вторую чуть больше тысячи. После заключения перемирия командир первой бригады полковник Дроздовский отказался распускать своих людей и, словно герой древнегреческого эпоса Ксенофонт, провел отряд по занятой немцами Украине в Россию на соединение с Добровольческой армией.

Дроздовский умер в прошлом году от заражения крови в Ростове; приглядевшись, генерал увидел, что француз совершенно на него не похож, но в блеске его пенсне почудился старику не то укор, не то намек, будто не сделал генерал в свое время всего того, что мог; а теперь уже и возможностей у него с каждым годом становится все меньше, и положение в России все хуже.

Тогда, в своей штаб-квартире в Яссах он не мешал Дроздовскому, но и особо не помогал. Привыкший мыслить и рассуждать масштабами фронта и страны, он не любил отвлекаться на мелочи и не верил, что горстка людей может что-то изменить в этом океане хаоса и анархии, в который превратилась армия и Россия. Тогда, в 18 году он почему-то решил для себя, что идея добровольчества так и умерла, едва родившись.

Упрямый Дроздовский тем не менее попросил его отдать приказ с призывом вступать в добровольческий корпус, надеясь на его, генерала, авторитет и считая, что большинству офицеров нужен приказ, чтобы побороть свои колебания и растерянность. Но отдать подобный приказ генерал не мог и не хотел. Не хотел, потому что не был уверен, что тот будет выполнен, и не мог, потому что считал, что нельзя приказать стать добровольцем - это два взаимоисключающих понятия и ситуация, по его мнению, была такой, что каждый должен был делать выбор сам для себя, не оглядываясь на начальство.

Он и сейчас считал, что был прав, но иногда сожалел, что не отдал тот приказ, пускай и вопреки собственному мнению.

Горстка храбрецов, начавшая Ледовый поход под командованием Корнилова и Алексеева,  выросла в Добровольческую армию, а восемьсот человек полковника Дроздовского - в одну из лучших дивизий этой армии. Два года Гражданской войны собрали добровольцев со всей России, вымотали их бесконечными боями и походами, осенили мученическим венком и тифом, и отправили большинство из них в мир иной. В последнее время добровольцев катастрофически не хватало и новый Главнокомандующий генерал Врангель вынужден был вернуться к старой, давно оправдавшей себя системе призыва в армию.

Сегодня, как и раньше, генерал считал, что единственное, что может еще спасти Россию - это массированная интервенция союзников. За три года гражданской войны большевики террором и пропагандой сколотили огромную военную машину под названием красная армия и уничтожить ее могла только более мощная военная машина. У белых такой возможности не было. Оставались союзники.

Первую попытку интервенции генерал организовал еще осенью 1918 года, когда убедил командующего армиями союзников в Румынии и Трансильвании французского генерала Бертело начать оккупацию юга России объединенными французскими и греческими войсками. Первоначально предполагалось выдвижение двенадцати дивизий, что было бы достаточно для занятия Киева, Харькова, Донецкого бассейна, Дона и Кубани. Тогда, под прикрытием союзников, Деникин смог бы спокойно сформировать три-четыре армии для похода на Москву. Однако план не был утвержден союзным командованием и вся французская помощь вылилась в четырехмесячную оккупацию Одессы. В апреле 1919 года во Франции произошла смена власти и новое правительство немедленно отдало приказ командующему оккупационными войсками генералу дАнсельму в трехдневный срок очистить город. Тот сумел уложиться в сутки с небольшим.

Неудача не обескуражила генерала, однако время было упущено, обстановка в Росии и мире изменилась и нужно было искать новые пути и возможности для переговоров с союзниками.

Англичане, которые до последнего времени поддерживали вооруженные силы на юге России и снабжали Деникина оружием, техникой и специалистами, неожиданно предъявили его преемнику барону Врангелю ультиматум, потребовав прекращение военных действий и заключение перемирия с большевиками, предложив себя в роли посредников. В противном случае они грозились полностью прекратить снабжение, что для запертой в Крыму армии, оказавшейся после эвакуации практически без боеприпасов, было равносильно катастрофой. Из Новороссийска успели вывести только Добровольческий корпус и некоторые казачьи части - остаток армии, больные, раненые, все армейские склады, артиллерия, бронепоезда и лошади были брошены на кавказском берегу и достались большевикам.

Сам генерал никогда не верил англичанам. Он считал, что в политике они руководствуются только своими сиюминутными интересами, не принимая в расчет ничего другого. Именно потому, поддерживая на юге армию Деникина, которая прикрывала от большевиков Кавказ, они ничем не помогли в свое время Юденичу, стоявшему на пороге Петрограда, предпочитая поддерживать национальные движения в Эстонии и Латвии. В их интересах было не восстановление России, которой они всегда боялись, а расчленение ее на максимально возможное количество национальных государств.

Другое дело Франция. Единая Россия всегда была и будет нужна ей как союзница против Германии. Заключенный в 1891 году договор спас Францию в последней войне, спасет и в будущем, если Россию удастся вырвать из рук большевиков. Поэтому в своих планах генерал всегда делал ставку на французов. С ними ему всегда было легко разговаривать и он понимал их с полуслова.